Неточные совпадения
Вообразите себе только то, что
является вооруженный с ног до головы, вроде Ринальда Ринальдина, [Ринальдо Ринальдини — разбойник,
герой одноименного романа немецкого писателя Х.-А.
«Увидеть барский дом нельзя ли?» —
Спросила Таня. Поскорей
К Анисье дети побежали
У ней ключи взять от сеней;
Анисья тотчас к ней
явилась,
И дверь пред ними отворилась,
И Таня входит в дом пустой,
Где жил недавно наш
герой.
Она глядит: забытый в зале
Кий на бильярде отдыхал,
На смятом канапе лежал
Манежный хлыстик. Таня дале;
Старушка ей: «А вот камин;
Здесь барин сиживал один.
— Мозги-то все сильнее чешутся. Тут
явился Исайя пророк, вроде твоего дядюшки, уговаривает: милые дети, будьте
героями, прогоните царя.
Явилась настоятельная потребность ограничить Марину. Он долго, сосредоточенно рассматривал ее, сравнивал с петербургской девушкой и вдруг вспомнил
героя Лескова Ахилла Десницына и его рев...
—
Героем времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней,
являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо, рассказами об организации «Союза русского народа», в котором председательствовал историк Козлов, а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
Мысли этого порядка
являлись у Самгина не часто и всегда от книг на темы «мировой скорби» о человеке в космосе, от системы фраз того или иного
героя, который по причинам, ясным только создателю его, мыслил, как пессимист.
Являлись перед ним напудренные маркизы, в кружевах, с мерцающими умом глазами и с развратной улыбкой; потом застрелившиеся, повесившиеся и удавившиеся Вертеры; далее увядшие девы, с вечными слезами любви, с монастырем, и усатые лица недавних
героев, с буйным огнем в глазах, наивные и сознательные донжуаны, и умники, трепещущие подозрения в любви и втайне обожающие своих ключниц… все, все!
И перед синими рядами
Своих воинственных дружин,
Несомый верными слугами,
В качалке, бледен, недвижим,
Страдая раной, Карл
явился.
Вожди
героя шли за ним.
Он в думу тихо погрузился.
Смущенный взор изобразил
Необычайное волненье.
Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье…
Вдруг слабым манием руки
На русских двинул он полки.
А сколько их
явится вслед за ним! и имя этим
героям — легион: здешнему потомству некого будет благословить со временем за эти робкие, но великие начинания.
Вас пригласят обедать; вы, во фраке и белом жилете,
являетесь туда; если есть аппетит — едите, как едали баснословные
герои или как новейшие извозчики, пьете еще больше, но говорите мало, ce n’est pas de rigueur [это необязательно — фр.], потом тихонько исчезаете.
Тит Привалов
явился для Зоси новым развлечением — раз, как авантюрист, и второе, как
герой узловского дня; она возила его по всему городу в своем экипаже и без конца готова была слушать его рассказы и анекдоты из парижской жизни, где он получил свое первоначальное воспитание, прежде чем попал к Тидеману.
Героями зимнего сезона в клубе
являлись действительно Иван Яковлич и Ломтев, которые резались изо дня в день не на живот, а на смерть.
В нижнем этаже Общественного клуба помещалось несколько маленьких комнат, уставленных зелеными ломберными столиками; здесь процветал знаменитый сибирский вист с винтом,
героями которого
являлись Иван Яковлич, Ломтев и братия.
Пареный — темная личность неизвестного происхождения и еще более неопределенного рода занятий — в нынешний сезон
являлся восходящим светилом,
героем дня.
Но таким образом еще усложняется первоначальное мое затруднение: если уж я, то есть сам биограф, нахожу, что и одного-то романа, может быть, было бы для такого скромного и неопределенного
героя излишне, то каково же
являться с двумя и чем объяснить такую с моей стороны заносчивость?
— Вчера было гораздо больше, а к завтрему ничего не будет. (Петр, высыпав пепел и подав сигарочницу, уходит.) Не хотел
являться перед вами раненым
героем.
В субботу вечером
явился инспектор и объявил, что я и еще один из нас может идти домой, но что остальные посидят до понедельника. Это предложение показалось мне обидным, и я спросил инспектора, могу ли остаться; он отступил на шаг, посмотрел на меня с тем грозно грациозным видом, с которым в балетах цари и
герои пляшут гнев, и, сказавши: «Сидите, пожалуй», вышел вон. За последнюю выходку досталось мне дома больше, нежели за всю историю.
С половины пьесы он начинает спускать своего
героя с того пьедестала, на котором он
является в первых сценах, а в последнем акте показывает его решительно неспособным к той борьбе, какую он принял было на себя.
Происходило это уже почти пред самым вторичным появлением нашего
героя на сцену нашего рассказа. К этому времени, судя на взгляд, бедного князя Мышкина уже совершенно успели в Петербурге забыть. Если б он теперь вдруг
явился между знавшими его, то как бы с неба упал. А между тем мы все-таки сообщим еще один факт и тем самым закончим наше введение.
С своей стороны, Сенечка рассуждает так:"Коего черта я здесь ищу! ну, коего черта! начальники меня любят, подчиненные боятся… того гляди, губернатором буду да женюсь на купчихе Бесселендеевой — ну, что мне еще надо!"Но какой-то враждебный голос так и преследует, так и нашептывает:"А ну, как она Дятлово да Нагорное-то подлецу Федьке отдаст!" — и опять начинаются мучительные мечтания, опять напрягается умственное око и представляет болезненному воображению целый ряд мнимых картин,
героем которых
является он, Сенечка, единственный наследник и обладатель всех материнских имений и сокровищ.
Вообще
герой мой, державший себя, как мы видели, у Годневых более молчаливо и несколько строго,
явился в этот вечер очень умным, любезным и в то же время милым молодым человеком, способным самым приятным образом занять общество.
— Ей бы следовало полюбить Ральфа, — возразил Калинович, — весь роман написан на ту тему, что женщины часто любят недостойных, а людям достойным узнают цену довольно поздно. В последних сценах Ральф
является настоящим
героем.
В своем мучительном уединении бедный
герой мой, как нарочно, припоминал блаженное время своей болезни в уездном городке; еще с раннего утра обыкновенно
являлся к нему Петр Михайлыч и придумывал всевозможные рассказы, чтоб только развлечь его; потом, уходя домой, говорил, как бы сквозь зубы: «После обеда, я думаю, Настя зайдет», — и она действительно приходила; а теперь сотни прелестнейших женщин, может быть, проносятся в красивых экипажах мимо его квартиры, и хоть бы одна даже взглянула на его темные и грязные окна!
В продолжение всего моего романа читатель видел, что я нигде не льстил моему
герою, а, напротив, все нравственные недостатки его старался представить в усиленно ярком виде, но в настоящем случае не могу себе позволить пройти молчанием того, что в избранной им служебной деятельности он
является замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком [Вместо слов: «…замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком» в рукописи было: «…если не великим, то по крайней мере замечательно полезным человеком» (стр. 50 об.).].
— Вот он, наш
герой,
является! — сказал капитан в то время, как Краут, размахивая руками и побрякивая шпорами, весело входил в комнату. — Чего хотите, Фридрих Крестьяныч: чаю или водки?
Романы рисовали Генриха IV добрым человеком, близким своему народу; ясный, как солнце, он внушал мне убеждение, что Франция — прекраснейшая страна всей земли, страна рыцарей, одинаково благородных в мантии короля и одежде крестьянина: Анис Питу такой же рыцарь, как и д’Артаньян. Когда Генриха убили, я угрюмо заплакал и заскрипел зубами от ненависти к Равальяку. Этот король почти всегда
являлся главным
героем моих рассказов кочегару, и мне казалось, что Яков тоже полюбил Францию и «Хенрика».
Минута была самая решительная: она ждала своего
героя, и он
явился. Шубы, которыми был закрыт всеми позабытый Ахилла, зашевелясь, слетели на пол, а сам он, босой, в узком и куцем солдатском белье, потрошил того, кто так недавно казался чертом и за кого поднялась вся эта история, принявшая вид настоящего открытого бунта.
Не имея за себя ни громких воспоминаний о совместном посещении заведения искусственных минеральных вод, ни недавних впечатлений совместного собутыльничества у Дюссо, без малейшего посредничества Камиль де Лион, Лотар или Бланш Вилэн, просто, естественно
явился он на суд — и сейчас же сделался
героем дня.
Героем являлся Ноздрев, который все время, пока мы сидели за чаем, удерживал за собой первенствующее значение.
Героями являются все те же бойцы, о которые бьются коломенки, а действующие лица, бурлаки, фигурируют в этих рассказах в форме специфического chair a boietz… [бойцового мяса…]
Сам хозяин
явился в весьма недальнем расстоянии от господина Голядкина, и хотя по виду его нельзя было заметить, что он тоже в свою очередь принимает прямое и непосредственное участие в обстоятельствах господина Голядкина, потому что все это делалось на деликатную ногу, но тем не менее все это дало ясно почувствовать
герою повести нашей, что минута для него настала решительная.
Дверь из другой комнаты вдруг скрипнула тихо и робко, как бы рекомендуя тем, что входящее лицо весьма незначительно, и чья-то фигура, впрочем весьма знакомая господину Голядкину, застенчиво
явилась перед самым тем столом, за которым помещался
герой наш.
Поэтому первую часть я посвящаю биографическим подробностям
героев ташкентства, а во второй — на сцену
явится самое «ташкентское дело», в создании которого примут участие действующие лица первой части.
Слушая эти сказки,
героями которых всегда
являлись святые, короли, священники и генералы, даже обитатели ночлежки брезгливо плевались и таращили глаза в изумлении перед фантазией дьякона, рассказывавшего, прищурив глаза, поразительно бесстыдные и грязные приключения.
Поэтому и в литературе их, хотя возвышеннейшие роли играются богами, полубогами, царями и
героями, с другой стороны, и народ
является нередко в виде хора, играющего роль здравомысла и хладнокровно обсуживающего преступления и глупости [главных] действующих лиц пьесы.
Но вот
явился этот пройдоха, застучал языком по своим черным зубам и отодвигает
героя с первого места куда-то в сторону.
— Имеется в виду трагедия Я. Княжнина «Дидона»,
героем которой
является Ярб.] из трагедии Княжнина «Дидона».
Когда шалунья навзничь на кровать,
Шутя, смеясь, роскошно упадала,
Не спорю, мудрено ее понять, —
Она сама себя не понимала, —
Ей было трудно сердцу приказать,
Как баловню ребенку. Надо было
Кому-нибудь с неведомою силой
Явиться и приветливой душой
Его согреть…
Явился ли
герой,
Или вотще остался ожидаем,
Всё это мы со временем узнаем.
Трудно еще
явиться такому
герою: условия для его развития и особенно для первого проявления его деятельности — крайне неблагоприятны, а задача гораздо сложнее и труднее, чем у Инсарова.
Между тем дворянство развивалось, образование начинало оплодотворять умы, и, как живое доказательство этой политической зрелости нравственного развития, необходимо выражающейся в деятельности,
явились эти дивные личности, эти
герои, как вы справедливо называете их, которые «одни, в самой пасти дракона отважились на смелый удар 14 декабря».
Мы видим Ромео, мы видим Джульетту, счастью которых ничто не мешает, и приближается минута, когда навеки решится их судьба, — для этого Ромео должен только сказать: «Я люблю тебя, любишь ли ты меня?» — и Джульетта прошепчет: «Да…» И что же делает наш Ромео (так мы будем называть
героя повести, фамилия которого не сообщена нам автором рассказа),
явившись на свидание с Джульеттой?
И в это время поет человек великие подвиги, уже не сказочные, но все еще принадлежащие более миру фантазии, нежели действительности; в это время
являются песни славы и любви; трубадуры и менестрели украшают рыцарские пиры, барды и баяны сопровождают
героев в их походах.
Весь мир олицетворен: каждая река, каждый лес, каждый пригорок —
являются вместилищем высших сил, и самые боги
являются между людьми, принимают участие в их действиях, помогают им, противятся, смешиваются с ними, иногда сами поражаются их
героями, полубогами, и над всем этим тяжко властвует непостижимая, неотразимая, грозная сила судьбы…
У свежего и здравомыслящего читателя при чтении, например, хоть бы повестей г. Плещеева, тотчас
является вопрос: чего же именно хотят эти благонамеренные
герои, из-за чего они убиваются?
Но уже и теперь
являются запросы, которым
герои подобных повестей решительно не в состоянии удовлетворить.
— Я отниму у вас одну только минуту! — продолжал мой
герой извиняющимся голосом. — Но прежде всего позвольте представиться… Кандидат прав Иван Петрович Камышев, бывший судебный следователь… К пишущим людям не имею чести принадлежать, но, тем не менее,
явился к вам с чисто писательскими целями. Перед вами стоит желающий попасть в начинающие, несмотря на свои под сорок. Но лучше поздно, чем никогда.
Исторически «гуманность» возникает в процессе секуляризации христианской этики, но, конечно, оторванная от своей основы, она получает характер двусмысленный и даже извращенный, почему и дела ее не могут почитаться безусловным благом (как одно время допускал, по-видимому, Вл. Соловьев [В очерке «Об упадке средневекового мировоззрения»; напротив, в «Трех разговорах» он освобождается от этой точки зрения, ибо
героем гуманизма
является у него здесь антихрист.]).
Далека от человека жизнь природы; «духом немым и глухим» полна для него эта таинственная жизнь. Далеки и животные. Их нет вокруг человека, ом не соприкасается душою с их могучею и загадочною, не умом постигаемою силою жизни. Лишь редко, до странности редко
является близ
героев Достоевского то или другое животное, — и, боже мой, в каком виде! Искалеченное, униженное и забитое, полное того же мрака, которым полна природа.
В таком положении были два эти
героя, когда они
явились пред нашими глазами в кружке обитателей мирного городка, над которым вихрь распустил красную орифламу, призывающую Павла Николаевича к новому подвигу, требующему всего его ума, всей его ловкости и всей опытности, полученной им в последних тяжких столкновениях.
Другой обломок той же романтической полосы театра, но в более литературном репертуаре, Лаферрьер, еще поражал своей изумительной моложавостью,
явившись для прощальных своих спектаклей в роли дюмасовского"Антони", молодого
героя, которую он создал за тридцать лет перед тем. Напомню, что этот Лаферрьер играл у нас на Михайловском театре в николаевское время.